«В 90-е я увидел скинхеда из РНЕ со свастикой, прямо в Москве! Я остолбенел, а потом сработал инстинкт!»-откровения ветерана
Войну с гитлеровской Германией в Советском Союзе ждали, но только думали, что начнётся она гораздо позже (не в 41-м году, а, скажем, в 42-м). Наум Самойлович Робцер, который жил перед войной в центре Москвы, в доме на Петровке, 26, вспоминает, что на Кузнецком мосту перед войной копали подвалы - готовились бомбоубежища.
Но в обществе не наблюдалось особых волнений, потому что господствовали «ура-патриотические» настроения, что «Броня крепка и танки наши быстры». Что если завтра война - то мы чуть ли не шапками врага закидаем. Были рассуждения, что - пару недель, и всё закончится, немцы поплатятся за свою самоуверенность и будут разбиты.
«Малая земля» - не только у Брежнева была!
В августе Робцера призвали, и после долгого пребывания в запасном полку он попал наконец в Камышловское военно-пехотное училище. Мальчишек набрали, которым было по 18 лет, а через семь месяцев, в мае 1942-го выпустили уже офицерами, командирами стрелкового взвода.
Когда Наум Самойлович попал в 16-ю гвардейскую дивизию, 49-й полк, и ему дали взвод новобранцев, - он признаётся, что первое время очень робел перед ними, потому что все они были старше него – возрастом лет по тридцать-сорок. Не парни уже, а мужики. Причём все «разного калибра».
Но всё равно надо было как-то привыкать к новой жизни. И Робцер учил их матчасти, которую и сам в училище осваивал с удовольствием. А в начале июля их стали готовить к Ржевско-Сычёвской наступательной операции.
В рамках этой операции, ему пришлось участвовать в захвате и удержании плацдарма на берегу Волги. Переплывали они великую русскую реку на десятивесельных лодках, под миномётным обстрелом. А он даже плавать не умел, и признаться в этом не мог, потому что как же это! Командир – и вдруг признаётся, что плавать не умеет… боялся, что засмеют, что потеряется авторитет, и т.п.
Полк этот небольшой плацдарм захватил, но дальше прорывать оборону противника у него не было сил.
«Рус, кому?»
Держали этот маленький плацдарм. Наступал уже ноябрь, холодно. Сидели в окопах, а немецкие окопы были очень близко.
Даже был такой курьёзный случай.
Когда поступал сухой паёк, то он приходил не в расфасованном виде, как у немцев, затянутым в тесёмки и каждому в пакетик. А давали, допустим, на отделение буханку чёрного хлеба, и допустим, несколько банок американской свиной тушёнки - в виде колбасы прессованной.
Кто-то один - уполномоченный, старшина взвода, делил, вот эти порции раскладывал на какой-нибудь дощечке. Раскладывал: хлеб, а на него кусочек колбаски.
Немцы это всё слышали, словечко «кому» запомнили, оно им понравилось, и они начали дразниться: кричали из своих окопов: «Рус, кому?»
Потом наши всё-таки пошли в наступление. Оно, по словам Наума Самойловича, вначале развивалось успешно, и даже как-то приятно. Позиции немцев были сильно обработаны нашей артиллерией, и только после этого пехота их атаковала.
Шли и никакой стрельбы, никакого сопротивления первый километр не встречали. «Обработанные» артиллерией немцы просто побросали свою первую линию обороны, отошли и закрепились на более дальних рубежах. И первый эшелон наступления легко занял их первые траншеи.
Потом, в наступлении на деревню Дешёвку, Робцер был ранен В спину осколок мины попал, когда в атаке он залёг и полз вперёд, и засел в лёгком.
От этого ранения он оправился довольно быстро, и снова вернулся в свой полк, опять принял роту. Только ненадолго. Через наши позиции проходил глубокий овраг. Была опасность, что через него может подобраться вражеская разведка или ударная группа.
Решили установить на склоне этого оврага пулемётную точку, дзот. Стали это обсуждать. Вызвали командиров взводов, собрались, солдаты что-то стали мерять. Намного расшумелись. Немцы это услышали, засекли, и накидали мин.
И Наум Самойлович получил тяжёлое ранение головы.
« Потом я запомнил, что меня тащили. И всё – очнулся уже только в Москве». Хотя первую операцию ему полевых условиях, в медсанбате, сделали: он лишился левого глаза. Вторую сделали уже в Москве. Повезло, что не было крупных боёв, значит не было много раненых, и был свободен транспорт, и то, что Волга к тому моменту прочно замёрзла.
До этого – так просто не эвакуировали бы: нельзя было ни на лодке переправиться, ни пешком. По реке плыли «разнокалиберные» льдины.
Из госпиталей Робцеру пришлось выбраться только через год – уже в 1944-м году фактически. Уже не подлежащим службе инвалидом. Пришлось перенести ещё несколько пластических операций, так как осколок сильно порвал щёку под глазом, и её пришлось как-то заново собирать и «компоновать», чтобы стеклянный глаз-протез нормально держался.
Наум Самойлович рассказал и ещё один эпизод, уже из послесоветского периода. На дворе были лихие 90-е, и он встретил скинхеда из РНЕ с их эмблемой, стилизованной под свастику.
⚡Больше подробностей можно читать в моём Телеграм-канале: https://t.me/two_wars
Это Владимир «Две Войны». У меня есть Одноклассники, Телеграмм. Пишите своё мнение! Порадуйте меня лайком